Мне было несложно соблюдать это правило — хоть я и выросла в мире, наполненном магией, настоящее колдовство мне почти всю мою жизнь не давалось, а навыки последних трех-четырех месяцев держать при себе было легко. Все новые заклинания, почерпнутые из книг покойной княгини Светаны, я отрабатывала в своей светелке, куда не было хода никому, кроме Степана и Ванятки.
Я и знахарские-то свои знания применила всего однажды, когда не смогла самостоятельно разродиться младшая жена Велимира, юная княгиня Смеляна. Все действия повитухи привели лишь к тому, что и мать, и младенец находились при смерти, когда робкая Божена всё-таки набралась решимости, пришла в мои покои, откуда я не выходила уже третий день, готовя новое и чрезвычайно трудоемкое зелье, и поведала мне причину суеты во дворце.
Зелье потом пришлось варить заново, но это того стоило: и Смеляна, и малышка Милава остались живы, а в скором времени, надеюсь, будут и совершенно здоровы.
Я выдавила из себя слабую улыбку — ну, с кем не бывает…. Будем считать, это я Божку лечила, а не магией баловалась. Хотя, похоже, многим понравилось — вон с каким восторгом смотрит на меня сладкая парочка, шестилетние близнецы Цветка и Добруш. Этим записным шкодникам ещё чуточку чародейских способностей — и смело можно выпускать на вражеские армии и стаи нежити!
Тем временем князь Велимир, налюбовавшись моим простеньким колдовством, удовлетворенно откашлялся и сказал уже нормальным голосом:
— Нет, Веславушка, никак нельзя тебе ехать. Дар крепко-накрепко запре…просил, чтобы ты его здесь дожидалась.
— Да, Веславочка, как же так? — оживилась Валина. — Дарушка-то приедет — что мы ему скажем? Нехорошо, деточка!
Дивея с насмешкой разглядывала меня. Я откровенно ухмыльнулась в ответ, взмахом ресниц отодвинула от себя пустую тарелку и повернулась к Велимиру.
— Да я недолго. Мне, правда, очень нужно! — и для выразительности попилила себя по шее ребром ладони.
Князь задумчиво проводил взглядом отъехавшую тарелку, немного подумал и довольно мирно спросил:
— А как же Роданица?
Я пожала плечами.
— Так она ж сегодня. Вот после Роданицы я и поеду. Хорошо?
Роданицей назывался старинный синедольский обряд введения девушки в род будущего мужа. В церемонии принимали участие женщины рода, от новорожденных младенцев до древних старух. Двоюродные, троюродные, седьмая вода на киселе — придти старались все без исключения. По своей важности Роданица ничуть не уступала собственно свадьбе. После обряда невеста уже считалась своей — среди женской половины семьи. Мужчины на время церемонии уходили куда подальше, дабы не оскорбить неосторожным словом, взглядом или помыслом богов и богинь, покровительствующих семье и рождению детей. Они могли перейти в другую избу, поехать на охоту, запереться на мужской половине дома или дворца — все, кроме жениха, которому строго-настрого предписывалось на это время покинуть родной город или село.
Так что, в нашем с Даром случае традиция будет соблюдена со всей тщательностью: я вообще не имею ни малейшего представления о том, где моего жениха нынче носит…
— Да чего уж тут хорошего? — опять полез чесать в затылке Велимир. — Вот ведь действительно: Дар приедет, а тебя нет. Что я ему скажу? А что он мне-е-е тогда скажет!… - князь, в задумчивости почесывая макушку, сдвинул золотой головной обруч, символ своей власти, почти что себе на нос.
— Не скажет, — махнула я рукой, и блюдо с надъеденным молочным поросенком, стоявшее перед монархом, кокетливо подпрыгнуло, будто собираясь пуститься в пляс. — Где мы, и где он? Ведь я же быстренько, Велимир Радимыч!
Великий князь ещё раз покосился на приплясывающую утварь (давай, давай, смотри, да думай хорошенько, стоит ли встревать в мою волшбу), задумчиво свел глаза к переносице, потер толстым пальцем подбородок, а затем заявил:
— Ладно, твоя взяла! — Княгиню Валину при этих словах ощутимо перекосило. — Поезжай! Но чтоб быстро! Одна нога здесь — другая там, понятно? А сопровождать тебя будет дюжина служанок во главе со старой нянькой Ненилой, твоя личная стража — весь десяток, да полсотни витязей из моей собственной дружины!
Ох, как же мне стало хорошо! Просто замечательно. Я живо представила, как по Черному Лесу рыщет отборная княжеская полусотня, топча кусты и ягодники, как истошно аукают суетливые девки, подгоняемые клюкой старухи Ненилы, державшей в страхе весь дворец, как моя стража профессионально берет в тесное кольцо нашу маленькую избушку. Конечно, черепа-охранники ни в жизнь не пропустят чужаков к дому, а с помощью моего старого друга лешего и прочих лесных нечистиков — болотников, кикимор, моховиков, щекотунов, крыкс, шишиг и шуликунов — я легко избавлюсь от любой нежеланной компании…
М-да, что-то меня на черный юмор потянуло от такой заботы!
— Велимир Радимыч, — вкрадчиво поинтересовалась я, — да как же я всю эту толпу через кротовины потащу, а?
— Кротовины? Какие такие кротовины?! — так и подпрыгнул на месте князь. — Я что, думаешь, не знаю, что ты пока сама ещё ни одной кротовины в жизни не открыла?! На лошадках поедешь, понятно? С няньками и охраной! Или дома сиди. Вот так!
Что ж, так — значит так! Я кивнула, пряча заблестевшие глаза. Ну, как скажешь, князь-батюшка…
— И что ты так платья не любишь?! — в который раз воскликнула юная княгиня Смеляна, затягивая на моей руке частую шнуровку на узком рукаве длинного и просторного льняного одеяния, сплошь расшитого родовыми знаками, символами и рунами. Красные узоры так плотно покрывали сливочно-бежевую ткань, что издалека платье казалось однотонно-розовым. Этот наряд не один десяток лет хранился в роду Твердятичей, к которому принадлежал мой будущий муж, и служил ритуальным облачением для нескольких поколений девушек, вступавших в семью. По традиции готовить невесту к Роданице были должны самые старшие женщины рода, но Смеляна, с которой мы за последнее время близко сдружились, беззастенчиво воспользовалась своим статусом супруги великого князя и наряжала меня сама. И хвала Богам — от старших княгинь можно было ожидать любой пакости.